У ней и бровь не шевельнулась не сжала даже губ она
Татьяна Ларина вышла замуж за статного, вполне молодого генерала, участвовавшего в опасных сражениях. У него было всё: богатство, знатность, настоящее мужское дело, ум, понимание жизни. Почему он не женился раньше? Причины могут быть разные. Но если основываться на том, как пристально вглядывался он в Татьяну в мельканье и сутолоке многолюдного дворянского собранья, можно сделать вывод, что искал генерал душу живую и родную. И нашёл…
Татьяна, став женой, обязательно оценит прекрасные душевные и мужские качества супруга, непременно откликнется на них сердцем, благодарно, в той или иной степени, откроет ему своё… В противном случае, это была бы какая-то иная героиня.
Об Онегине она будет помнить. Навсегда останется в душе отголосок сильного и яркого чувства, поглотившего некогда всё её существо целиком. Такое не забывается. Она совсем ничего не будет о нём знать с момента дуэли, ей не с кем о нём говорить – и это к лучшему в предлагаемых жизнью новых обстоятельствах.
И вот неожиданно он предстаёт перед ней на великосветском рауте. Его подводит к ней муж!
Генерал здесь хорош! Онегин, к сожалению, моложе Татьяны выглядит.
Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Герой своими глазами видит тихий поклон и своими ушами слышит ровный, одинаковый для всех приветливый тон.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
Смотрим мы на Татьяну изучающими глазами Онегина. Но кто же тогда сообщает то, что ничьим глазам не видно: как сильно была Татьяна “удивлена, поражена”? Автор – больше некому.
Татьяну поразила нежданная встреча с первой любовью, но скрыть её ей было нетрудно. Потому что она за два года научилась притворяться? Конечно, не поэтому. Она цельный человек, обладающий внутренней вдумчивостью и собранностью. Рядом муж, которому она “отдана на век”, и это – главное для Татьяны. “Отдана, верна” – не просто слова или знание, или долг. О нет! Это её сущность, целостное ядро её личности. В Татьяне нет противоречий, не может быть в её душе какой-то бреши в виде любовных сомнений или двойственности чувств. Она не мечется, не страдает, она живёт с миром в душе. Никакого выбора между чувством и долгом она не делает. О нём (о выборе) даже гипотетически вопрос ею не ставится. У неё, где долг, там и чувства. Где ясное осознание предназначения, там и воля. Поэтому она так спокойна с Онегиным всегда и везде.
Она его не замечает,
Как он ни бейся, хоть умри.
Свободно дома принимает,
В гостях с ним молвит слова три,
Порой одним поклоном встретит,
Порою вовсе не заметит:
Кокетства в ней ни капли нет…
“Порою ВОВСЕ НЕ ЗАМЕТИТ”! Может ли женщина, любящая мужчину, как мужчину, так себя вести? Не замечать вовсе? Не намеренно из-за кокетства, а вот просто не видеть, что он в зале? Онегин будучи гением “в науке страсти нежной” все симптомы притяжения между полами изучил вдоль и поперёк. Все фибры его души жадно обращены на Татьяну, и если он констатирует, что “она его не замечает”, значит так и есть.
Представляете?! Что это за Татьяна такая, которая видит ухаживания Онегина – не слепая, понимает его чувства – не дура (да и кто бы не заметил то, что и не скрывается: то боа накинет, то платок поднимет, то руки горячо коснётся), но продолжает быть с ним “покойна и вольна”, не делая никакого различия между ним и другими посторонними??? Это какой внутренний стержень надо иметь, чтобы не реагировать? В чём тайна этого стержня и одновременно внутренней раскрепощённости, свободы?
Для меня это чудо! Но объяснить его я могу только тем, что Татьяна, как человек цельный, мужа любит. Потому что видеть, как влюблённый в тебя мужчина, о котором ты грезила в девичестве, нескромно и несчастно пожирает тебя глазами – и не колебаться ни полсекунды, не метаться, не переживать!.. Или на худой конец твёрдо и сурово не противостоять натиску, то есть не показать хотя бы малейшие признаки борьбы между чувством долга по отношению к мужу и ненужной (преступной) сердечной склонностью к Онегину!.. Но борьбы нет и в помине. Вообще. Никакой.
И если в этом месте утверждать, что Татьяна мужа не любит, только уважает, а Онегина она любит, то как тогда можно объяснить её свободную раскрепощённость при нём? Что это за Татьяна такая при этом раскладе получается? Она, вообще, человек? Такие бывают? Чувство долга сделало её бесчувственной? Или, может, святой? Сверхчеловеком?
Я уверена, что Татьяна мужа любит. Только цельное чувство к супругу, в котором уважение соседствует с сердечной привязанностью и влечением, способно объяснить душевное умиротворение героини и отсутствие в ней какой бы то ни было внутренней борьбы в та-а-акие напряжённые моменты жизни.
Умиротворение уступает место гневу после писем Онегина. Он дерзает облечь в слова то, о чём она, конечно, догадывается…
Продолжение следует.
Спасибо, что дочитали! Если статья понравилась, ставьте лайк, подписывайтесь на канал, высказывайте своё мнение. Я буду очень рада!
Источник
В письме своем к Татьяне (в VIII главе) он говорит, что, заметя в ней искру нежности, он не хотел ей поверить (то есть заставил себя не поверить), не дал хода милой привычке и не хотел расстаться с своей постылой свободою. Но, если он оценил одну сторону любви Татьяны, в то же самое время он так же ясно видел и другую ее сторону. Во-первых, обольститься такою младенчески прекрасною любовью и увлечься ею до желания отвечать на нее значило бы для Онегина решиться на женитьбу. Но если его могла еще интересовать поэзия страсти, то поэзия брака не только не интересовала его, но была для него противна. Поэт, выразивший в Онегине много своего собственного, так изъясняется на этот счет, говоря о Ленском:
Гимена хлопоты, печали,
Зевоты хладная чреда
Ему не снились никогда.
Меж тем как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена.
Если не брак, то мечтательная любовь, если не хуже что-нибудь; но он так хорошо постиг Татьяну, что даже и не подумал о последнем, не унижая себя в собственных своих глазах. Но в обоих случаях эта любовь не много представляла ему обольстительного. Как! он, перегоревший в страстях, изведавший жизнь и людей, еще кипевший какими-то самому ему неясными стремлениями, – он, которого могло занять и наполнить только что-нибудь такое, что могло бы выдержать его собственную иронию, – он увлекся бы младенческой любовью девочки-мечтательницы, которая смотрела на жизнь так, как он уже не мог смотреть… И что же сулила бы ему в будущем эта любовь? Что бы нашел он потом в Татьяне? Или прихотливое дитя, которое плакало бы оттого, что он не может, подобно ей, детски смотреть на жизнь и детски играть в любовь, – а это, согласитесь, очень скучно; или существо, которое, увлекшись его превосходством, до того подчинилось бы ему, не понимая его, что не имело бы ни своего чувства, ни своего смысла, ни своей волн, ни своего характера. Последнее спокойнее, но зато еще скучнее. И это ли поэзия и блаженство любви!..
Разлученный с Татьяною смертию Ленского, Онегин лишился всего, что хотя сколько-нибудь связывало его с людьми:
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга,
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Между прочим, был он и на Кавказе и смотрел па бледный рои теней, толпившийся около целебных струй Машука:
Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожаленья
Глядел на дымные струи
И мыслил, грустью отуманен:
Зачем я пулей в грудь не ранен?
Зачем не хилый я старик,
Как этот бедный откупщик?
Зачем, как тульский заседатель,
Я не лежу в параличе?
Зачем не чувствую в плече
Хоть ревматизма? – Ах, Создатель!
Я молод, жизнь во мне крепка;
Чего мне ждать? тоска, тоска!..
Какая жизнь! Вот оно, то страдание, о котором так много пишут и в стихах и в прозе, на которое столь многие жалуются, как будто и в самом деле знают его; вот оно, страдание истинное, без котурна, без ходуль, без драпировки, без фраз, страдание, которое часто не отнимает ни сна, ни аппетита, ни здоровья, но которое тем ужаснее!.. Спать ночью, зевать днем, видеть, что все из чего-то хлопочут, чем-то заняты, один – деньгами, другой – женитьбою, третий – болезнию, четвертый – нуждою и кровавым потом работы, – видеть вокруг себя и веселье и печаль, и смех и слезы, видеть все это и чувствовать себя чуждым всему этому, подобно Вечному жиду, который среди волнующейся вокруг него жизни сознает себя чуждым жизни и мечтает о смерти, как о величайшем для него блаженстве; это страдание, не всем понятное, но оттого не меньше страшное… Молодость, здоровье, богатство, соединенные с умом, сердцем: чего бы, кажется, больше для жизни и счастия? Так думает тупая чернь и называет подобное страдание модною причудою. И чем естественнее, проще страдание Онегина, чем дальше оно от всякой эффектности, тем оно менее могло быть понято и оценено большинством публики. В двадцать шесть лет так много пережить, не вкусив жизни, так изнемочь, устать, ничего не сделав, дойти до такого безусловного отрицания, не перейдя ни через какие убеждения: это смерть! Но Онегину не суждено было умереть, не отведав из чаши жизни: страсть сильная и глубокая не замедлила возбудить дремавшие в тоске силы его духа. Встретив Татьяну на бале, в Петербурге, Онегин едва мог узнать ее: так переменилась она!
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней.
Она казалась верный снимок
Du conime ii faut…
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти но мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar.
Муж Татьяны, так прекрасно и так полно, с головы до ног охарактеризованный поэтом этими двумя стихами:
…….И всех выше
И нос и плечи поднимал
Вошедший с нею генерал, —
муж Татьяны представляет ей Онегина, как своего родственника и друга. Многие читатели, в первый раз читая эту главу, ожидали громозвучного оха и обморока со стороны Татьяны, которая, пришед в себя, по их мнению, должна повиснуть на шее у Онегина. Но какое разочарование для них!
Княгиня смотрит па него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих се поклон.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
Хоть он глядел, нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
С ней речь хотел он завести
И – и не мог. Она спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И но из их ли уж сторон?
Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон…
И недвижим остался он.
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где все наруже, все на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
Что с ним? в каком он странном сне?
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности – любовь?
Как изменилася Татьяна!
Как твердо в роль свою вошла!
Как утеснительного сана
Приемы скоро приняла!
Кто б смел искать девчонки нежной
В сей величавой, в сей небрежной
Законодательнице зал?
И он ей сердце волновал!
Об нем она во мраке ночи,
Пока Морфей не прилетит,
Бывало, девственно грустит,
К луне подъемлет томны очи,
Мечтая с ним когда-нибудь
Свершить смиренный жизни путь.
Любви вес возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны.
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая дает
И пышный цвет и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвой след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Источник
Прошло около трёх лет с тех пор, как Татьяна покинула отчий дом и стала светской дамой.
Возвратясь из путешествия, Онегин застаёт её в петербургской гостиной и не верит своим глазам:
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далёкой стороне,
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Появление Татьяны на светском рауте производит на Онегина большое впечатление:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)
Французское выражение «comme il faut» (его смысл позднее будет раскрыт более полно в книге «Отрочество» Л. Н. Толстого) буквально означает «в высшей степени прилично», его также можно перевести как «верх совершенства».
Татьяна, по оценке Пушкина, являет собой образец поведения и вкуса.
А вот как реагируют на её приезд собравшиеся гости:
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор её очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале, и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Никто б не мог её прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовётся vulgаr.
Противопоставление Лариной светским кокеткам, начатое ещё в 3 главе романа в авторском предисловии к письму Татьяны, разворачивается здесь в полном масштабе.
Героиня лишена самолюбивых «притязаний на успех», она не старается понравиться, произвести впечатление, благодаря чему остаётся царственно-спокойной, гармоничной и естественной.
В ней нет ничего притворного, вульгарного:
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
По мнению большинства пушкиноведов, прототипом Нины Воронской в романе стала известная в Петербурге светская красавица Елена Михайловна Завадовская (Володек). Именно ей, «Клеопатре Невы», Пушкин посвятил стихотворение «Красавица», впервые опубликованное в «Библиотеке для чтения» в 1834 году:
Всё в ней гармония, все диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей;
Она кругом себя взирает:
Ей нет соперниц, нет подруг;
Красавиц наших бледный круг
В её сияньи исчезает.
Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье;
Но встретясь с ней, смущённый, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.
Получается, что красота Нины Воронской для Пушкина абсолютна, это – «святыня красоты».
Однако Татьяна ничуть не уступает ей в прелести. В облике молодой княгини ощутима духовная красота, словно освещающая её милый облик изнутри.
Окружая любимую героиню подобным антуражем, Пушкин как бы возводит её на самую вершину иерархической лестницы, освещая лучами безусловного успеха и признания в высшем свете.
Это та система координат, к которой привык Онегин. Неудивительно, что новая Татьяна делается в его глазах куда привлекательней, чем прежде.
Внимательный же читатель понимает: став женой почтенного генерала, «выше всех» задирающего нос от счастья быть супругом столь обаятельной женщины, Татьяна изменилась лишь внешне.
Да, опыт сделал её спокойней и мудрей. Она научилась владеть собой.
Сравните её смущение за столом при встрече с Онегиным на именинах в 3 главе романа и сцену первой встречи в Петербурге в 8 главе:
…Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих её поклон.
Неужели разлюбила? Забыла? Стала равнодушна?..
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
Хоть он глядел нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
С ней речь хотел он завести
И — и не мог. Она спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И не из их ли уж сторон?
Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон…
И недвижим остался он.
Татьяна научилась хранить свою внутреннюю жизнь в глубокой тайне. Но…
Огонь живого сердца не угас. Из последней сцены романа мы узнаем, что чувство к Онегину не покинуло её.
В ней, по-прежнему, нет лукавства и лжи. Тем большую цену имеет финальное признание Татьяны, её нравственный выбор, её отказ от личного счастья с Онегиным.
Она совершает благородный поступок, оставаясь с человеком, любящим её глубоко и по-настоящему, ей чужды предательство и подлость. Пушкинская Татьяна прекрасна и внешне, и внутренне.
Источник
Обложка книги «Портрет Онегина»
Мало кто знает советскую художницу Лидию Яковлевну Тимошенко. У неё не было громких выставок, её картины не продаются за миллионы дензнаков. Но для меня она образец упорства, трудолюбия и преданности своему делу.
Евгений онегин
«Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
…Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил…»
Работа над рисунками к роману «Евгений Онегин» заняла у неё около 20 лет. Это же почти половина трудовой жизни человека!
Ленский и Онегин
«Он слушал Ленского с улыбкой.
Поэта пылкий разговор,
И ум, ещё в сужденьях зыбкой,
И вечно вдохновенный взор, –
Онегину всё было ново;
Он охладительное слово
В устах старался удержать…»
Художница ценила и любила роман Пушкина, знала его наизусть. Но её не устраивали существовавшие на то время иллюстрации, тогда и возник замысел сделать свои собственные рисунки. К работе она приступила в послевоенное время, в конце 40-х.
Первый разговор Евгения Онегина и Татьяны
«”Я вас люблю любовью брата
И, может быть, ещё нежней.
Послушайте ж меня без гнева:
Сменит не раз младая дева
Мечтами лёгкие мечты;
Так деревцо свои листы
Меняет с каждою весною.
Так, видно, небом суждено.
Полюбите вы снова: но…
Учитесь властвовать собою;
Не всякий вас, как я, поймёт;
К беде неопытность ведёт”.
Так проповедовал Евгений.
Сквозь слёз не видя ничего,
Едва дыша, без возражений,
Татьяна слушала его».
Лидия Яковлевна стала настоящим пушкинистом изучая много литературы в библиотеках, выезжала на природу, посещала усадьбы, музеи ища образы для рисунков.
Татьяна
«Воображаясь героиней
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной,
Татьяна в тишине лесов
Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты…»
Переработав несколько художественных техник: карандаш, чернила, цветная акварель, она остановилась на технике “гризайль”, в котором учитывается только тон предмета, а цвет не имеет значения – “пишу маслом чёрным и белым без цвета, никаких эстетских акварелей”…
Владимир и Ольга
«Час от часу пленённый боле
Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неволе
Предался полною душой,
Он вечно с ней. В её покое
Они сидят в потёмках двое;
Они в саду, рука с рукой,
Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать».
В романе Евгению в момент дуэли 23, к концу романа 26 лет. Ленский погиб в 18. Татьяне в начале 16-17, к концу романа – 20. Ольга минимум на год моложе. Поэтому художница искала моделей для своих работ того же возраста, что и книжные герои.
Сон Татьяны
«И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идёт по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена…
…Татьяна в лес; медведь за нею;
Снег рыхлый по колено ей;
То длинный сук её за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрый башмачок…
…Упала в снег; медведь проворно
Её хватает и несёт;
Она бесчувственно-покорна,
Не шевельнется, не дохнёт;
Он мчит её лесной дорогой…»
На поиск Татьяны ушёл год. Художница ходила по школам, искала среди знакомых, пока кто-то не посоветовал позвонить ученице 9-го класса Галине Егоровой, которая и стала Татьяной в книге.
Татьяна пишет письмо
«Вдруг мысль в уме её родилась…
“Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу,
Да стол подвинь; я скоро лягу;
Прости”. И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит».
На поиске Онегина тоже ушло много времени. “Где я только его не искала. Ходили и потомки Пушкина, и потомки Толстого, и актёры, наконец пришел <он> и повёл нить романа дальше”. Он — это дипломник Строгановского училища Евгений Устинов, который став художником выбрал Пушкина главной темой своего творчества.
Дуэль
«Пробили
Часы урочные: поэт
Роняет молча пистолет,
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Мгновенным холодом облит,
Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его… напрасно:
Его уж нет. Младой певец
Нашёл безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
… В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений.
«Ну, что ж? убит», – решил сосед.
Убит!.. Сим страшным восклицаньем
Сражён, Онегин с содроганьем
Отходит и людей зовет».
По мере взросления моделей взрослели и книжные герои. Посмотрите на Татьяну, в начале это молоденькая девушка, а на рисунке ниже, на балу, на котором Онегин увидел Татьяну после долгих лет разлуки это великосветская дама.
На балу
«Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих её поклон.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она».
На рисунке Татьяна очень походит на “светскую львицу” и жену Пушкина Наталью Николаевну Гончарову. По мне Лидия Яковлевна создала лучший образ Татьяны в живописи. Кстати, обратите внимание кто затерялся в толпе присутствующих на балу, сам брат Пушкин!
Последняя встреча
«В тоске безумных сожалений
К её ногам упал Евгений;
Она вздрогнула и молчит;
И на Онегина глядит
Без удивления, без гнева…
… Она его не подымает
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей…
О чем теперь её мечтанье?
Проходит долгое молчанье,
И тихо наконец она:
“Довольно; встаньте”».
Источник