Серьги в уши бровь дугой пусть работает другой

В праздник Первого Мая 1959 года, Гена пришел ко мне и предложил сходить в город, посмотреть демонстрацию трудящихся города Солнечногорска. Я был рад такому предложению и сидел дома лишь потому, что одному идти не хотелось.

Мы отправились в город. Там, в районе пересечения Красной улицы с улицей Советской, увидели праздничные колонны демонстрантов, которые слушали выступление, руководителей города и его почетных гостей, с временно воздвигнутой трибуны.

Послушав выступающих ораторов, и побродив по городу, мы отправились в городской парк, где начинались народные гулянья. Первое, что мы увидели – это длинный, гладкий, отшлифованный до блеска столб, на вершине которого висели какие-то коробки, и продуктовые сетки (авоськи). В одной из таких сеток, была хорошо видна бутылка шампанского.

Смельчаки, по очереди, пытались покорить эту «вершину», но она долго не поддавалась. Наконец один из отчаянных парней, все же достиг верхушки этого скользкого столба, и, схватив бутылку шампанского – сиганул вниз.

Присутствующие горожане дружно приветствовали аплодисментами удачливого парня, а он смущенно улыбаясь, поспешил затеряться в толпе зевак. И уже следующий паренек, под подбадривающие возгласы праздных людей, карабкался вверх по столбу, в надежде ухватить хоть какой-нибудь приз, а заодно показать народу свою прыть.

Я увлекся этим незатейливым зрелищем, и потерял из вида Геннадия. Но он вскоре объявился, и позвал меня с собой:
-Там наши ребята из Бутырок, песни под гитару поют – пойдем, послушаем!
Мы подошли к компании ребят. Часть из них сидела на лавке, а остальные сгрудились вокруг них. В центре с гитарой сидел взрослый парень (взрослыми мы считали парней, которые уже отслужили в армии), и, наяривая на гитаре, пел слова неизвестной песни. Некоторые парни, которые стояли рядом, подпевали ему:

У меня родился сын, чудный сын –
Мальчик девятифунтовый!
У меня родился сын,
Полноправный гражданин-
Человечек новый!

Видимо эти парни были причастны, прямо или косвенно, к рождению маленького человечка и слова этой песни были для них актуальны. Но только не для нас с Геной – мы были еще молоды и не созрели для подобной человеческой радости.

Следующим, объектом нашего внимания, стала летняя эстрадная площадка, в правом углу городского парка. Там на сцене выступали самодеятельные коллективы от городских предприятий. Небольшой парнишка, кажется со Стекольного завода, перебирая клавиатуру баяна, пел куплеты ироничного содержания.

Шутить с властью было не принято – она, как и жена Цезаря, была вне подозрений и критики, поэтому обращаться с «юморными» песнями, можно было только к отдельным предприятиям и частным лицам:

В магазине часы без камней,
Их в ремонт не берет мастерская.
Купишь-выбросишь сотню рублей –
Ну, подумаешь, важность, какая!

Певец, подвергнув критике нерадивые организации, плавно снизошел до осуждения отдельных граждан страны, проявляющих свои аморальные увлечения вне дома, особенно на курортах и в домах отдыха:

Мне понравилась пара, вон та –
Он сидит, её руку лаская.
А что это чужая жена –
Ну, подумаешь, важность, какая!

Заканчивался каждый куплет одинаково: «Ну, подумаешь, важность, какая!» и продолжалось это пение довольно долго.

Затем на сцену выходили другие артисты, но что они говорили и пели – я не запомнил. Видимо, тема была менее значительной и интересной для меня, чем куплеты невысокого парнишки. Поэтому память моя не удосужилась их даже зафиксировать и сохранить для потомков.

Продолжая неторопливо бродить по парку, мы наткнулись на плакат с изображением девушки – тунеядки. Тогда властями велась робкая борьба против бездельников разного рода и стиляг.

Девушка на плакате изображалась с длинными белокурыми волосами, свободно ниспадавшими на округлые, слегка полноватые плечи, чувственными губами, объемистой грудью, дугообразными бровями и манящими, большими голубыми глазами. Тугие и красные, как перезрелые яблоки, щеки, подчеркивали неземное происхождение красавицы.

Этот плакат, по замыслам заказчиков, должен был настроить мужское население, на отвращение и презрительное отношение к подобным особам. Но проходящие мимо молодые мужчины, под руку со своими женами и подругами, не плевались в сторону плаката, а, мельком обшарив глазами деву, и мысленно раздев её до гола, смущенно ухмылялись и отводили шаловливые глазки в сторону.

Внизу плаката, где крутые бедра обтягивались коротенькой юбочкой, а ноги в ажурных чулках девицы, оканчивались массивными башмаками, было написано четверостишие, которое опрашивало и ошарашивало своей наивностью, каждого проходившего мимо человека:

Серьги в уши, бровь дугой-
Пусть работает другой!
Неужели, вы ребята,
Увлекаетесь такой?!

Мне показалось, что художник, который писал этот портрет, банально влюбился в свое произведение. Закрашивая неброские мазки, заменяя их более совершенными и колоритными, тщательно выписывая контуры пышного тела девушки, он сформировал, вместо отрицательного – положительное чувство к своему творчеству у будущего зрителя. В результате появилось на свет не уродливое, отталкивающее существо, для всеобщего народного осуждения, а довольно соблазнительное создание.

Непонятно, куда смотрели представители власти, утверждая и давая добро этому плакату, как яркому агитационному пособию, в борьбе за молодое поколение – будущих строителей коммунизма?

Один из таких строителей, по имени Геннадий, остановился около плакатной девицы:
– А что, брат, я бы отдался этой дочке на ночку! А ты?
– Фантазер ты, Гена. Кругом живых девушек полно, а ты уставился на этот плакат!
– Ты представь, что она ожила, сошла с плаката и стоит перед нами, глазками хлопает и ножками пританцовывает, – посоветовал он.

Я представил. И в голове мелькнула предательская, стыдливая мысль, что… одной ночки, пожалуй, будет маловато. А вслух соврал:
– Уж больно сильно она размалевана. Мне раскрашенные девушки не нравятся. Мой отец говорил: «Красивых девушек очень много, но куда же тогда красивые жены деваются?».- Вот и эту – сначала нужно помыть, а потом говорить о её красоте…

– Да я слышал от одного мужика, что после первой ночи, как только жена утром умылась, он с трудом узнал её – так резко изменилась внешность его супруги, и совсем не в лучшую сторону, – с сарказмом усмехнулся товарищ.

– Некоторые красками стараются улучшить себе «товарный» вид, чтобы заморочить парню голову, и привязать его к себе штампом в паспорте. Не зря, наверное, между собой девушки называют себя «товарками», – поддержал я его.

– Хрен она меня привяжет,- хорохорился Генка.- А всё же, на свой страх и риск, я бы не отказался с ней пообщаться! – не унимался он.
-Что ты к ней привязался? Пусть весит, где её повесили! Если понравилась, то ночью сними плакат и повесь его над своей кроватью,- посоветовал я ему.
– Обойдусь! – ответил друг.
Надо заметить, что в нашем рабочем городе, где действовало несколько заводов и фабрик, подобных, вызывающе накрашенных, стильно одетых девушек, я встречал мало.

Ярко красились только стареющие и молодящиеся женщины и девицы, стараясь скрыть наметившееся увядание. Но макияжем они, на расстоянии, выдавали своё желание. А неженатые парни, зная об этом пристрастие старых дев, держались от них подальше, особенно те, кто уже подыскивал себе подругу жизни.

Одним словом – дамы добивались обратного эффекта. А большинство молодых девушек, вообще стеснялось краситься. Молодость была прекрасна своей естественной свежестью и в дополнительных красках не нуждалась!..

…На выходе из парка, группа девушек и парней, образовав круг, устроили отчаянные пляски с песнями, под яростные переборы гармоники:

-Ухаю, поухаю,
Гуляю я с Илюхою.
Илюха замуж не возьмет-
Останусь вековухою!..

Звонким голосом, на весь парк, делилась своими сомнениями в намерениях своего ухажера, одна из бойких девушек…

Впереди, у каждого участника праздника, маячила тяжелая трудовая неделя, и люди старались «оторваться» в этот день, по полной программе…

Источник

Источник