Кому в лоб кому в бровь

О.Э. Мандельштам

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933

Данное стихотворение, к сожалению, актуально и в наши дни изменились лишь методы, поэтому, я решил сделать краткий анализ, прочитав который, интересней и проще будет соотнести сегодняшнюю ситуацию в нашей стране с жизнью в СССР в 30-ые годы.

Анализ стихотворения.

Основной темой стихотворения Мандельштама является проблема невозможности проявления желаемых действий, умений, способностей,а также создание образа политической ситуации в стране, создание образа вождя и его подчиненных, и таким образом выражение своего отношения к гнетущей обстановке.
Стихотворение, на мой взгляд, построено на противопоставлении реалий советского времени некоему невидимому идеалу, который живет в голове и сердце не только поэта, но и всего народа 30-ых годов советской России.Что же это за идеал?

(1-ая строчка)Патриотизм, уверенность в завтрашнем дне.Люди не чуют под собой страны,гос-ва,а государство из покон веков было основным защитником и помощником простому человеку.
(2-4 строчки)Желание быть услышанным, не бояться никаких разговоров,не пугаться того,что за углом стоит агент ВЧК (кремлевский горец)
(5-8 строчки)Портрет главного героя, (при чем каждый увидит в написанном портрете свое, хотя..) Здесь использованно сравнение с червями и пудовыми гирями(в первом случае – сравнение с чем-то ползучим, мерзким и противным, во-втором – с чем-то тянущим на дно, порабощающим).
Говоря об усах, автор называет их тараканьими, что придает портрету вождя все более ужасающий вид, представляющийся читателю тяжелым,подобным насекомому, но, не смотря на “насекомость” своего происхождения,таракан-червь носит сияющие, видимо от блеска, сапоги.

Во втором четверостишье противопоставление уходит уже на второй план, хотя призрак-идеал сохраняется(например, вожди с тонкими шеями сравниваются с прагматичными, адекватными, способными руководителями), а на первое место выходит высмеивание.
(9-11 строчки, я считаю, про вождей, другими словами сподвижников и различных помощников уже упомянутого усатого персонажа)Слова для того,чтобы высмеять персонажей: тонкошеих, свистит, мяучит, хнычет. А такие слова, как сброд “полулюди”, также как и глагол в 10 строчке “играет” подчеркивают несостоятельность этих вождей-полулюдей, их бездарность и даже пассивность, субпассионарность.
(12-13)Он,так скажем лирический герой,охарактеризован, как талантливый вождь и трудоголик(как подкову,кует за указом указ). Таковым он предстает перед нами в сравнении с тонкошеими полулюдьми, но в сравнении с обычными человеческими идеалами, таковым его назвать нельзя,так как Мандельштам использует слова бабачит и тычет, что может и возвышает насекомое среди сброда свистящих, но не в глазах воспитанных и образованных людей.
Также Мандельштам  высмеивает своего “лирического героя” посредством глагола бабачить.
Он же, простите меня, не баба, чтобы так себя вести, однако ведет, а еще и тычет.В общем странный получается таракан, даже необычный.

Ключевым,на мой взгляд,словом в последнем четверостишье является слово “казнь”.
(14 строчка) Казнь-в пах,Казнь-в лоб,Казнь-в бровь, Казнь-в глаз. И снова высмеивание.Даже испанские конкистадоры не были настолько изощрены(!!!)
(15 строчка)Фраза “Что ни казнь у него – то малина”,мне кажется, сравнивается с известной русской пословицей “не понос,так золотуха”, еще раз простите за нестандартную лексику.Через это сравнение мы понимаем отношение автора к происходившему тогда в стране.
(16 строчка) Грудь ОСЕТИНА созвучно слову малина,что говорит или о симпатиях или же наоборот о крайне негативном отношении автора, опять основанном на высмеивании. Если мы прочтем предыдущие 15 строчек еще раз, то ,думаю, большинство склонится к второму варианту.
Эпитет-ШИРОКАЯ грудь использован для того, чтобы окончательно создать для читателя образ кузнеца с пальцами-червями,тараканьими усами, с сияющими голенищами,игрока, кузнеца, любителя малины-казни осетина.

* * * (“Мы живем, под собою не чуя страны… “)

Мы живём, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

И слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются глазища

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову, дарит за указом указ — 

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него — то малина

И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

Примечания

«Мы живем, под собою не чуя страны…» (с. 197). — Мосты, Мюнхен, кн. 10, 1963, с. 159, с пропуском ст. 11 — 12 и разночт. в ст. 1: «не зная страны», ст. 4: «помянут», ст. 7: «усища», ст. 9: «толстокожих вождей», ст. 13: «Как подковы, кует» и ст. 14: «Кому в лоб, кому в бровь, кому в пах» — по списку Ю. Г. Оксмана (см.: Флейшман Л. Письма Ю. Г. Оксмана к Г. П. Струве. — Stanford Slavonic Studies, v. I. Stanford, 1987, p. 23 — 26). В СССР — Ю-87, с. 74, примеч. (ст. 1 — 8); полностью — в многотиражной газете МАДИ «За автомобильно-дорожные кадры», 1988, 7 января. Здесь и в др. публикациях ст-ние записано (по спискам, сделанным Н. Я. Мандельштам по памяти) в виде 8 двустиший, с указ. разночт. в ст. 7 и 13. Известны также варианты ст. 11: «Кто пищит» и ст. 3 — 4:

Только слышно кремлевского горца, 

Душегубца и мужикоборца.

Э. Г. Герштейн приводит вариант ст. 5: «У него во дворе и собаки жирны» и сообщает о том, что Мандельштам был недоволен последними двумя строчками (Герштейн, с. 79 — 80). Печ. по автографу, записанному Мандельштамом в НКВД во время допроса (получен в январе 1989 г. Комиссией по литературному наследию Мандельштама при Союзе писателей СССР из КГБ СССР и передан на постоянное хранение в ЦГАЛИ. См. «Московские новости», 1989, № 15, 9 апреля, с. 16).

Это ст-ние послужило главным обвинительным материалом в «деле» Мандельштама после его ареста в ночь 13/14 мая 1934 г. См. об этом начальные главы HM-I. Мандельштам прочел это ст-ние по меньшей мере полутора десяткам людей. Как правило, первые слушатели этого ст-ния приходили в ужас (см., например, реакцию Г. А. Шенгели: «Мне здесь ничего не читали, я ничего не слышал…» — Липкин, с. 101).

Кремлевский горец. — Ср. ст-ние «Внутри горы бездействует кумир…».

Его толстые пальцы, как черви, жирны. — Возможно, Мандельштаму было известно о том, то Сталин, беря книги из библиотеки Д. Бедного в Кремле, оставлял на белых страницах жирные отпечатки, о чем Д. Бедный неосторожно записал в дневнике.

Грудь осетина. — Широкое хождение имела легенда об осетинском происхождении И. Джугашвили.

Анализ стихотворения Мандельштама «Мы живем под собою не чуя страны…»

В ноябре 1933 года Мандельштам написал одно из самых известных стихотворений двадцатого столетия – «Горец» или «Кремлевский горец». Оно представляет собой эпиграмму на Сталина. Своего авторства поэт никогда в тайне не держал. Более того – Осип Эмильевич сам читал произведение многим друзьям, знакомым, родственникам, поэтому сейчас сложно сказать, кто на него написал донос – слишком широк круг возможных подозреваемых. Естественно, Мандельштам прекрасно понимал, что обнародование эпиграммы – истинное самоубийство. Соответственно, к скорому аресту он был готов. За ним пришли в мае 1934 года. За смелого поэта вступились Пастернак и Ахматова. Помогло ему ходатайство высокопоставленного партийного чиновника – Бухарина. Николай Иванович лично знал Мандельштама и с почтением относился к его творчеству. Благодаря поддержке со стороны Бухарина, Осипу Эмильевичу удалось избежать расстрела. Эпиграмма обернулась лишь ссылкой – сначала в город Чердынь, затем – в Воронеж. Будучи в изгнании, поэт сочинил «Оду», посвященную Сталину. Некоторые исследователи рассматривают ее в качестве попытки раскаяния, другие видят в ней скрытую и расчетливую иронию.

«Мы живем, под собою не чуя страны…» — отклик на страшную советскую действительность тридцатых годов. Мандельштам очень точно описывает приметы того времени. Огромное государство предпочитало молчать: «Наши речи за десять шагов не слышны…». За любое неугодное власти слово можно было попасть в лагеря или под расстрел. Атмосфера тотального страха царила в СССР. В эпиграмме дан портрет Сталина, чье имя скрыто под словосочетанием «кремлевский горец». Толстые пальцы вождя сравниваются с червями, его усы поэт называет тараканьими.

Намекает Мандельштам и на прошлое отца народов. Под словом «малина» подразумевается преступный жаргонизм. Здесь имеются в виду шесть отсидок Сталина, причем только одна из них была связана с его политической деятельностью, остальные – с разбоем. Неслучайно в конце стихотворения упоминается и «широкая грудь осетина». Существует версия, что предки будущего вождя имели осетинское происхождение.

Уделено внимание и окружению всесильного правителя. Приближенных Иосифа Виссарионовича Мандельштам именует полулюдьми, которые в его присутствии не способны говорить. Им остается лишь мяучить, хныкать и свистеть.

По мнению писателя Фазиля Искандера, Мандельштам избежал расстрела не столько благодаря помощи Бухарина, сколько из-за того, что Сталину пришлась по нраву его эпиграмма. Правитель увидел в стихотворении признание своего безграничного могущества. Кроме того, он вполне мог рассматривать произведение как акт капитуляции врагов. При таком восприятии толстые пальцы-черви и тараканьи усы особой роли не играли. Зачем обращать внимание на оскорбления, высказанные от лица недоброжелателей? Кремлевскому горцу, рожденному в бедной семье и добравшемуся до вершин власти, льстило то, каким страхом пропитаны строки «Мы живем, под собою не чуя страны…». Нравилось Сталину и довольно точное описание его всесилия. Весьма вероятно, что Иосифу Виссарионовичу пришлось по вкусу и карикатурное изображение ближайшего окружения. Если учитывать размышления Искандера, то не кажется такой загадочной резолюция вождя на деле Мандельштама: «Изолировать, но сохранить». По сути, Сталин принял вызов от поэта и начал с ним игру в кошки-мышки. Подобное общение с людьми творческими было свойственно Иосифу Виссарионовичу – вспомнить хотя бы историю его отношений с Булгаковым. Для Осипа Эмильевича игра эта завершилась трагически – в 1938 он вновь попал под арест, после чего умер на этапе под Владивостоком.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, дарит за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина,
И широкая грудь осетина.

Творчество О. Мандельштама занимает особое место в русской поэзии. Известно, что судьба этого человека была не из легких. За свой талант Мандельштам поплатился гонениями, нищетой и, в конце концов, гибелью.
Мандельштам не мог спокойно и равнодушно смотреть на то, что творилось вокруг него. И поэтому многие произведения этого поэта носят гражданский и общественный характер. Так, стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933) стало одним из тех, которое было направлено против правящей верхушки. Это произведение, на мой взгляд, было равносильно самоубийству. Ведь здесь Мандельштам очень зло и непочтительно отзывается о «земном боге».
Поэт рисует весьма неприглядную картину окружающей его действительности. Он говорит о том, что люди, словно куклы, живут одним днем. Они не чувствуют значимости своей жизни и жизней окружающих людей:

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за девять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.

Все вокруг подчинено страху за свою судьбу и будущее, которого, если что не так, может и не быть.
Очень интересно и смело, изображает Мандельштам «земного бога». Перед нами возникает образ, совсем не возвышенный и даже не человеческий. Это существо похоже на что-то землянистое, пресмыкающееся. У него толстые пальцы, похожие на черви, тараканьи глаза.
Но основной характеристикой этого «бога», по моему мнению, являются его слова. Они, «как пудовые гири верны», следовательно, никто из окружающих не смеет противоречить им или их опровергать.
Далее поэт показывает, что каков вождь, таково и его окружение:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычит,
Он один лишь бабачет и тычет.

Таким образом, несмотря на то, что вокруг вождя много людей, только «кремлевский горец» вправе казнить и миловать.
Люди, которые окружают вождя, очень мало похожи на людей. Поэт говорит о них, как о полулюдях. Но это не мифические существа, имеющие получеловеческое, полубожественное происхождение. Здесь речь идет о существах, не имеющих ничего человеческого именно в нравственном и духовном плане. Поэтому во внешнем облике этих людей появляется много животного: «Кто свистит, кто мяучит, кто хнычит…»
Кремлевский горец, становится тем существом, которое взяло на себя роль Бога:

Как подкову дарит за указом указ – 
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз, – 
Что ни казнь, у него-то малина
И широкая грудь осетина.

Вождь – единственный, кто решает судьбы окружающих его людей. Он чрезвычайно жесток: «что ни казнь для него – то малина». Следовательно, людские жизни не имеют для этого усатого монстра никакого значения и никакой ценности. И для Мандельштама в этом заключается истинная трагедия России. Поэт не может смириться с подобной ситуацией. Автору очень тяжело осознавать, что его страной управляют кровавые монстры, не имеющие никаких представлений о нравственности и морали.
Стихотворение состоит всего из двух строф. В первой части в большей степени описывается сам «кремлевский горец», а во второй части речь идет о «тонкошеих вождях», полулюдях, окружающих «земного бога».
В тексе автор прибегает к сравнениям: «пальцы, как черви, жирны», «слова как пудовые гири верны».
Что же касается размера, то данное стихотворение написано трехстопным анапестом с пиррихием. Такой размер, по моему мнению, придает произведению большую сложность, которая способствует передаче настроения лирического героя, усиливает атмосферу трагедии и обреченности.
Таким образом, данное стихотворение оказало огромное влияние на современников и, конечно же, на правящие круги. Естественно, что подобные стихи Мандельштама не остались без внимания. Но, несмотря на все гонения, которые за ними последовали, автор все же до конца остался верен своей точке зрения.

*   *   *

 1933-ì ãîäó ïîýò Îñèï Ìàíäåëüøòàì ïèøåò â àäðåñ âîæäÿ “ïàñêâèëüíûé ñòèõ”, êîòîðûé ÿ ëè÷íî âîñïðèíèìàþ ñêîðåå êàê õâàëåáíûé:
 
Ìû æèâåì, ïîä ñîáîþ íå ÷óÿ ñòðàíû,
Íàøè ðå÷è çà äåñÿòü øàãîâ íå ñëûøíû,
À ãäå õâàòèò íà ïîëðàçãîâîðöà,
Òàì ïðèïîìíÿò êðåìëåâñêîãî ãîðöà.
Åãî òîëñòûå ïàëüöû, êàê ÷åðâè, æèðíû,
È ÑËÎÂÀ, ÊÀÊ ÏÓÄÎÂÛÅ ÃÈÐÈ, ÂÅÐÍÛ,
Òàðàêàíüè ñìåþòñÿ ãëàçèùà
È ñèÿþò åãî ãîëåíèùà.

À âîêðóã íåãî ñáðîä òîíêîøåèõ âîæäåé,
ÎÍ ÈÃÐÀÅÒ ÓÑËÓÃÀÌÈ ÏÎËÓËÞÄÅÉ.
Êòî ñâèñòèò, êòî ìÿó÷èò, êòî õíû÷åò,
ÎÍ ÎÄÈÍ ËÈØÜ ÁÀÁÀ×ÈÒ È ÒÛ×ÅÒ.
ÊÀÊ ÏÎÄÊÎÂÓ, äàðèò çà óêàçîì óêàç —
ÊÎÌÓ Â ÏÀÕ, ÊÎÌÓ Â ËÎÁ, ÊÎÌÓ Â ÁÐÎÂÜ, ÊÎÌÓ Â ÃËÀÇ.
×òî íè êàçíü ó íåãî — òî ìàëèíà
È øèðîêàÿ ãðóäü îñåòèíà.
Åñëè âñïîìíèòü äâóëè÷íîå ñòàëèíñêîå îêðóæåíèå òîãî âðåìåíè, òî ìàíäåëüøòàìîâñêèå ñëîâà ïðèîáðåòàþò ñîâñåì èíîé ñìûñë.

Ýòè ñòèõè ëåãëè íà ñòîë øåôà ÎÃÏÓ Ã. ßãîäû. Îí ïîçíàêîìèë ñ íèìè Áóõàðèíà, ãîðÿ÷åãî ïîêëîííèêà Ìàíäåëüøòàìà. Áóõàðèí ñàì èñïûòûâàë íåïðèÿçíü ê Ñòàëèíó, íî åìó ïðèøëîñü  îñóäèòü ëþáèìîãî àâòîðà.

Æåíà ïîýòà Íàäåæäà Ìàíäåëüøòàì ïèñàëà: «Òîãäà íèêòî íå ñîìíåâàëñÿ, ÷òî çà ýòè ñòèõè îí ïîïëàòèòñÿ æèçíüþ!» Íî ïîýòà àðåñòîâàëè ëèøü ñïóñòÿ øåñòü ìåñÿöåâ, â ìàå 1934 ãîäà, è ñîñëàëè íà Óðàë.
«Èçîëèðîâàòü, íî ñîõðàíèòü!» — òàêîå óêàçàíèå â îòíîøåíèè Ìàíäåëüøòàìà äàë ÿêîáû ñàì Ñòàëèí;

Èîñèô Âèññàðèîíîâè÷ çíàë, ÷òî «êðàñíûé îêòÿáðü», êîòîðûé, ïî åãî ñîáñòâåííûì ñëîâàì, îòíÿë ó íåãî «áèîãðàôèþ», þíûé ïîýò âñòðåòèë êðàéíå âðàæäåáíî. Çà àðåñòîâàííîãî õëîïîòàëè, è âñêîðå æåíå ïîýòà ðàçðåøèëè ñîïðîâîæäàòü ìóæà äëÿ ñîâìåñòíîãî ïðîæèâàíèÿ â ìåñòå ññûëêè.

  Ïîòîì Íàäåæäà Ìàíäåëüøòàì îáðàòèëàñü ëè÷íî ê Ñòàëèíó ñ òåëåãðàììîé ïåðåâåñòè èõ â äðóãîé, áîëåå öèâèëèçîâàííûé ãîðîä. Äåëî áûëî âíîâü ïåðåñìîòðåíî, è ðàçðåøåíèå äàíî.

Ìàíäåëüøòàìû ïîåõàëè â Âîðîíåæ, ãäå íàõîäèëèñü äî 1937 ãîäà, òî åñòü äî êîíöà ññûëêè. Òàì êàê-òî ðàç â áåñåäå ñ ßêîâîì Ðà÷èíñêèì ïîýò Ìàíäåëüøòàì ñïðîñèë: «Êàê âû äóìàåòå, à ìíå â Âîðîíåæå óñòàíîâÿò ïàìÿòíèê?».

 1937 æå ãîäó Îñèï Ìàíäåëüøòàì ïèøåò â ÷åñòü âîæäÿ «Îäó»:

Êîãäà á ÿ óãîëü âçÿë äëÿ âûñøåé ïîõâàëû —
äëÿ ðàäîñòè ðèñóíêà íåïðåëîæíîé,
ÿ á âîçäóõ ðàñ÷åðòèë íà õèòðûå óãëû
è îñòîðîæíî è òðåâîæíî.
×òîá íàñòîÿùåå â ÷åðòàõ îòîçâàëîñü,
â èñêóññòâå ñ äåðçîñòüþ ãðàíè÷à,
ÿ á ðàññêàçàë î òîì, êòî ñäâèíóë îñü,
ñòà ñîðîêà íàðîäîâ ÷òÿ îáû÷àé.
ß á ïîäíÿë áðîâè ìàëûé óãîëîê,
è ïîäíÿë âíîâü, è ðàçðåøèë èíà÷å:
çíàòü, Ïðîìåòåé ðàçäóë ñâîé óãîëåê, —
ãëÿäè, Ýñõèë, êàê ÿ, ðèñóÿ, ïëà÷ó!

ß á â íåñêîëüêî ãðåìó÷èõ ëèíèé âçÿë
âñå ìîëîæàâîå åãî òûñÿ÷åëåòüå
è ìóæåñòâî óëûáêîþ ñâÿçàë
è ðàçâÿçàë â íåíàïðÿæåííîì ñâåòå.
È â äðóæáå ìóäðûõ ãëàç íàéäó äëÿ áëèçíåöà,
êàêîãî, íå ñêàæó, òî âûðàæåíüå, áëèçÿñü
ê êîòîðîìó, ê íåìó, — âäðóã óçíàåøü îòöà
è çàäûõàåøüñÿ, ïî÷óÿâ ìèðà áëèçîñòü.
È ÿ õî÷ó áëàãîäàðèòü õîëìû,
÷òî ýòó êîñòü è ýòó êèñòü ðàçâèëè:
îí ðîäèëñÿ â ãîðàõ è ãîðå÷ü çíàë òþðüìû.
Õî÷ó íàçâàòü åãî — íå Ñòàëèí — Äæóãàøâèëè!

Õóäîæíèê, áåðåãè è îõðàíÿé áîéöà:
â ðîñò îêðóæè åãî ñûðûì è ñèíèì áîðîì
âíèìàíüÿ âëàæíîãî. Íå îãîð÷è îòöà
íåäîáðûì îáðàçîì èëü ìûñëåé íåäîáîðîì.
Õóäîæíèê, ïîìîãè òîìó, êòî âåñü ñ òîáîé,
êòî ìûñëèò, ÷óâñòâóåò è ñòðîèò.
Íå ÿ è íå äðóãîé — åìó íàðîä ðîäíîé —
íàðîä-Ãîìåð õâàëó óòðîèò.
Õóäîæíèê, áåðåãè è îõðàíÿé áîéöà —
ëåñ ÷åëîâå÷åñêèé çà íèì èäåò, ãóñòåÿ,
ñàìî ãðÿäóùåå — äðóæèíà ìóäðåöà,
è ñëóøàåò åãî âñå ÷àùå, âñå ñìåëåå.

Îí ñâåñèëñÿ ñ òðèáóíû, êàê ñ ãîðû, —
â áóãðû ãîëîâ. Äîëæíèê ñèëüíåå èñêà.
Ìîãó÷èå ãëàçà ìó÷èòåëüíî äîáðû,
ãóñòàÿ áðîâü êîìó-òî ñâåòèò áëèçêî.
È ÿ õîòåë áû ñòðåëêîé óêàçàòü
íà òâåðäîñòü ðòà — îòöà ðå÷åé óïðÿìûõ.
Ëåïíîå, ñëîæíîå, êðóòîå âåêî, çíàòü,
ðàáîòàåò èç ìèëëèîíà ðàìîê.
Âåñü — îòêðîâåííîñòü, âåñü — ïðèçíàíüÿ ìåäü,
è çîðêèé ñëóõ, íå òåðïÿùèé ñóðäèíêè.
Íà âñåõ, ãîòîâûõ æèòü è óìåðåòü,
áåãóò, èãðàÿ, õìóðûå ìîðùèíêè.

Ñæèìàÿ óãîëåê, â êîòîðîì âñå ñîøëîñü,
ðóêîþ æàäíîþ îäíî ëèøü ñõîäñòâî êëè÷à,
ðóêîþ õèùíîþ — ëîâèòü ëèøü ñõîäñòâà îñü, —
ÿ óãîëü èñêðîøó, èùà åãî îáëè÷üÿ.
ß ó íåãî ó÷óñü — íå äëÿ ñåáÿ ó÷àñü,
ÿ ó íåãî ó÷óñü — ê ñåáå íå çíàòü ïîùàäû.
Íåñ÷àñòüÿ ñêðîþò ëè áîëüøîãî ïëàíà ÷àñòü?
ß ðàçûùó åãî â ñëó÷àéíîñòÿõ èõ ÷àäà…
Ïóñòü íåäîñòîèí ÿ åùå èìåòü äðóçåé,
ïóñòü íå íàñûùåí ÿ è æåë÷üþ, è ñëåçàìè,
îí âñå ìíå ÷óäèòñÿ â øèíåëè, â êàðòóçå,
íà ÷óäíîé ïëîùàäè ñ ñ÷àñòëèâûìè ãëàçàìè.

Ãëàçàìè Ñòàëèíà ðàçäâèíóòà ãîðà
è âäàëü ïðèùóðèëàñü ðàâíèíà,
êàê ìîðå áåç ìîðùèí, êàê çàâòðà èç â÷åðà —
äî ñîëíöà áîðîçäû îò ïëóãà-èñïîëèíà.
Îí óëûáàåòñÿ óëûáêîþ æíåöà
ðóêîïîæàòèé â ðàçãîâîðå,
êîòîðûé íà÷àëñÿ è äëèòñÿ áåç êîíöà
íà øåñòèêëÿòâåííîì ïðîñòîðå.
È êàæäîå ãóìíî, è êàæäàÿ êîïíà
ñèëüíà, óáîðèñòà, óìíà — äîáðî æèâîå —
÷óäî íàðîäíîå! Äà áóäåò æèçíü êðóïíà!
Âîðî÷àåòñÿ ñ÷àñòüå ñòåðæíåâîå.

È øåñòèêðàòíî ÿ â ñîçíàíüå áåðåãó —
ñâèäåòåëü ìåäëåííûé òðóäà, áîðüáû è æàòâû —
åãî îãðîìíûé ïóòü — ÷åðåç òàéãó
è ëåíèíñêèé îêòÿáðü —
äî âûïîëíåííîé êëÿòâû.
Óõîäÿò âäàëü ëþäñêèõ ãîëîâ áóãðû:
ÿ óìåíüøàþñü òàì. Ìåíÿ óæ íå çàìåòÿò.
Íî â êíèãàõ ëàñêîâûõ è â èãðàõ äåòâîðû
âîñêðåñíó ÿ ñêàçàòü, êàê ñîëíöå ñâåòèò.

Ïðàâäèâåé ïðàâäû íåò, ÷åì èñêðåííîñòü áîéöà.
Äëÿ ÷åñòè è ëþáâè, äëÿ âîçäóõà è ñòàëè
åñòü èìÿ ñëàâíîå äëÿ ñèëüíûõ ãóá ÷òåöà.
Åãî ìû ñëûøàëè, è ìû åãî çàñòàëè.

*   *   *
 1937 ãîäó òàì æå, â Âîðîíåæå, Ìàíäåëüøòàì íàïèñàë ñòèõîòâîðåíèå “Åñëè á ìåíÿ íàøè âðàãè âçÿëè.; “, çàâåðøàþùååñÿ òàêîé êîíöîâêîé:

È ïðîìåëüêí¸ò ïëàìåííûõ ëåò ñòàÿ,
Ïðîøåëåñòèò ñïåëîé ãðîçîé – Ëåíèí,
Íî íà çåìëå, ÷òî èçáåæèò òëåíüÿ,
Áóäåò áóäèòü ðàçóì è æèçíü – Ñòàëèí.

*   *   *

Âòîðîé ðàç Ìàíäåëüøòàìà àðåñòîâàëè 3 ìàÿ 1938 ãîäà ïî ïðèêàçó Åæîâà. Íà ñåé ðàç åãî îñóäèëè ñðîêîì íà ïÿòü ëåò ñ ôîðìóëèðîâêîé «çà êîíòððåâîëþöèîííóþ äåÿòåëüíîñòü». ×åðåç ÷åòûðå ìåñÿöà, 27 äåêàáðÿ 1938 ãîäà Ìàíäåëüøòàì ñêîí÷àëñÿ â áîëüíèöå äëÿ çàêëþ÷¸ííûõ.
À âñêîðå ñàì Åæîâ áûë ðàññòðåëÿí êàê “âðàã íàðîäà”.

Èç ãóñòî îòðàáîòàâøèõ êèíî,
Óáèòûå, êàê ïîñëå õëîðîôîðìà,
Âûõîäÿò òîëïû – äî ÷åãî îíè âåíîçíû,
È äî ÷åãî èì íóæåí êèñëîðîä…

Ïîðà âàì çíàòü, ÿ òîæå ñîâðåìåííèê,
ß ÷åëîâåê ýïîõè Ìîñêâîøâåÿ,–
Ñìîòðèòå, êàê íà ìíå òîïîðùèòñÿ ïèäæàê,
Êàê ÿ ñòóïàòü è ãîâîðèòü óìåþ!
Ïîïðîáóéòå ìåíÿ îò âåêà îòîðâàòü,–
Ðó÷àþñü âàì – ñåáå ñâåðíåòå øåþ!

Îõ, ðåáÿòà, íå âñ¸ òàê ïðîñòî…