Юри мэттью рюнтю руди нуриев без макияжа

&nbspМемуары знаменитых танцовщиков

Нижинский и Нуреев полагали, что исповедь может помочь человечеству

       Одна за другой в Москве вышли книги, посвященные двум самым знаменитым русским танцовщикам этого века — Вацлаву Нижинскому и Рудольфу Нурееву. В первом случае перед нами подлинный “Дневник Нижинского”, во втором можно подозревать мистификацию — роман “Руди Нуриев без макияжа” написан якобы на основании сорока девяти подлинных писем Нуреева австралийскому писателю, лауреату Нобелевской премии Патрику Уайту, попавших в руки автора книги при не очень ясных обстоятельствах.
       
       Знаменитый “Дневник” Вацлава Нижинского, танцовщика дягилевского балета и хореографа двух постановок на музыку Игоря Стравинского, был впервые опубликован по-английски в Лондоне в 1936 году, за четырнадцать лет до смерти автора в сумасшедшем доме. Он вызвал не только большой интерес, но и большой скандал. В пост-викторианской Англии, едва привыкнувшей к скабрезностям Лоуренса и хорошо помнящей скандал вокруг Оскара Уальда, откровения гомосексуального характера, да еще из уст мировой знаменитости, и не могли вызвать иной реакции. Впрочем, книга вышла с купюрами, на первый план были выдвинуты пронзительные по своей трагичности и эмоциональному накалу переживания человека, который писал эти строки в состоянии, уже близком к помешательству. Опубликовала книгу жена Нижинского Ромола. На континенте “Дневник” вышел лишь в 56-м в издательстве Gallimard в переводе с английского на французский. Издательство “Арт” использовало именно этот текст, то есть перед нами обратный перевод с перевода. И это при том, что русско-польский оргинал, прежде недоступный, не так давно вышел во Франции.
       Несмотря на это обстоятельство, книга представляет безусловный интерес — и отнюдь не только для балетоманов и историков искусства. Во-первых, сам текст Нижинского дополнен издательством фрагментами воспоминаний, рисующих его портрет на фоне знаменитых “русских сезонов” Дягилева (впрочем, мемуары, откуда извлечены фрагменты, в большинстве уже напечатаны в России). Но главный интерес, конечно, в самом “Дневнике”. Книга, разбитая на три главы, представляет собой сумбурные записки, в которых перемешаны философски-религиозные размышления, переживания человека, осознающего нарастающий недуг, и воспоминания. В воображении Нижинского к тому времени мир был устроен вполне манихейски, причем силы света оказывались заключены в Христе, с которым артист себя беспрерывно сравнивает, силы же мрака олицетворял Сергей Дягилев. К своему писательству Нижинский, если верить его словам, относился как к коммерческому предприятию: “Моя жена сильно нуждается в деньгах”. Но тут же он и поправляет себя: “Я пишу для того, чтобы помочь человечеству”. Исповедь приоткрывает тайные механизмы артистической психики и артистического эгоцентризма полнее и прямее, чем опосредованные свидетельства, заключенные в ролях или картинах.
       “Исповедь” Нуреева, написанная австралийцем русско-японского происхождения якобы на основании подлинных писем танцора, при всей непохожести на “Дневник” Нижинского имеет с ним и сходство: оба гении балета, оба гомосексуалисты и оба писали на грани смертельной болезни. По степени откровенности описаний гомосексуальных отношений и страстей книга среди переведенных на русский может быть сравнима лишь с текстами Жана Жене, и эта “скандальная” ее сторона, безусловно, привлечет некоторых читателей. Не говоря уж о том, что в многочисленных новеллах, которые и составляют роман, наряду с уличными мальчишками-проститутками, промышляющими в скверах и общественных туалетах, то и дело мелькают силуэты знаменитостей вроде Меркьюри. Между тем это отнюдь не бульварное чтиво. Сам автор считает, как и Нижинский, что его книга способна “помочь человечеству”. Во всяком случае, научить людей гуманности и состраданию. Увы, ни одна книга, кроме трудов по естествознанию, человечество до сих пор ничему не научила. Но так или иначе, со страниц романа встает, пусть зыбкий и мерцающий, образ знаменитого танцовщика, гениального эгоцентрика и одиночки, космополита, жившего в гомосексуальном сообществе, покрывающем, как оказывается, весь земной шар.
       “Я хочу всех любить — вот цель моей жизни… Я часть Бога, моя партия — это партия Бога. Я люблю всех”. Эти слова из “Дневника” Вацлава Нижинского вполне мог произнести и Нуреев со страниц этого романа. И констатировать, как и Нижинский, что любить “всех” — непосильная ноша для смертного человека, пусть даже и гения. И что это стремление, как правило, оборачивается несчастьем для тех неосторожных, которые берутся конкретизировать абстракцию, воплощая собой этих “всех”. Нуреев замечает в романе: “Я умею разбивать чужие жизни лучше, чем танцевать”.
       Роман о Нурееве, написанный на Западе, но опубликованный в Москве, — далеко не первая исповедь больного СПИДом. И не первая книга о Нурееве. Но в том-то и дело, что в ней есть еще один план. Это роман об общности людей, любящих и страдающих на нашей ставшей столь тесной планете: недаром Нуреев в романе признается, что его любимый герой — Маленький Принц Экзюпери (“он был так же, как я, космически одинок”). Его судьба, как и судьба его гениального предшественника, свидетельствует скорее о том, что для искусства действительно нет границ, как ни банально это звучит и как ни противоречит реальной судьбе обоих.
       
НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ
       
       Дневник Вацлава Нижинского. Москва. Издательство “Арт” (“Актер. Режиссер. Театр”. Серия Ballets Russes), 1995. Юри Мэттью Рюнтю. Руди Нуриев без макияжа. Москва. “Новости”, 1995.