И твои изумрудные брови колосятся под знаком луны автор

Авторская колонка

Полезла я в интернет искать магнитолу для автомобиля. Чем-то, видимо, я разозлила гугл, потому что он вдруг выкинул мне песню про машину. Слова были такие:

Рука на руле забыта,
А радио мне поет
О том, что в сердце разбитом
Надежда еще живет.

Разыгравшееся воображение услужливо подсунуло мне машину, в машине — руль, на руле — забытая кем-то рука, а радио между тем надрывается про надежду. Порыскала по интернету — точно, есть такая песня. Я не отношусь к людям, восторгающимся отвратительным, я не люблю фильмы ужасов, меня не привлекает вампирская эстетика, а при виде клубка змей я лишь вспоминаю, что опять забыла купить нитки для вязания шарфа. Но российская эстрада меня засосала, как вонючее болото. Давайте теперь выбираться вместе.

Ах, месяц, на что нам фары,
Ведь ночь не так уж темна,
И нам с тобою недаром
Сияет она одна,

надрывался дальше известный певец. Я так и не поняла — кто сияет-то? Ночь? Чем она сияет, если она темная? Скорее всего — луной. У современной попсы с луной вообще особые отношения — она тут едва ли не самый популярный персонаж. «Луна, что ты молчишь? / Ты же всюду твердишь, / что нуждаюсь я в нем», — возмущается певица, привыкшая, очевидно, к более продуктивным разговорам с ночным светилом. Ее коллега тоже не слишком доволен луной: «Куда луна с небес ушла? / Ушла сиять в чужой постели», — уверен он. Надо было ему с этим вопросом к другому певцу, который наверняка знает, где луна, потом что, как он уверяет, «Луна ногами в окно стучится». Нет чтобы тихонько пальчиком. Наглая. Путаница с этой луной вообще невозможная: «Ты, луна — отец шамана — мне приходишься сестрой». Неуверенность в половой принадлежности луны вызывает путаницу в родственных отношениях. Может, конечно, у светил все как-то по-другому. Но луна все-таки очень близкое человеку существо — вот певец сладострастно описывает свою возлюбленную: «Ее ноги никогда не кончались / Ее зубы от луны отражались». Так что если увидите в небе зубы — не пугайтесь. Это героиня влажных попсовых снов отражается в луне. Может, и уши увидите. А может, заодно что-то, что укажет наконец на половую принадлежность луны. Если, конечно, получится, а то ведь луна — существо, как выяснилось, истеричное: «Только рюмка водки на столе, ветер плачет за окном. / Тихо болью отзываются во мне этой молодой луны / крики», — откровенничает известный певец в круглых темных очках. Ну молодая, что поделаешь, глупая — вот и орет без дела.

Закончим тему луны шедевром песенной поэзии. Правда, там луна не главный персонаж, а лишь рядовой солдат в шеренге метафор, но шеренга сама по себе так впечатляет, что не могу удержаться — привожу опус почти целиком:

Она любит пугливую речь
Аппликацию леса в реке вертикальной
Ее почерк машинный наскальный
Ее профиль, как сон тишины
…
Она любит варенье из ласк
Арифметику, лето и опыты крови
И ее изумрудные брови
Колосятся под знаком луны
…
Ты узнаешь ее из тысячи
По словам, по глазам, по голосу
Ее образ на сердце высечен
Ароматами гладиолуса.

Колосящиеся изумрудные брови, да еще под знаком луны… больше никогда не читайте стихов — вы уже знаете про поэзию все. Главное — не давайте воображению разыграться. И на всякий случай помните, что у гладиолуса вообще нет запаха, поэтому образ, высеченный ароматами гладиолуса, представляется довольно сомнительным. Да, кстати, о гладиолусах. «Я помню гладиолусы, / Что ты вплетал мне в волосы», — хм… учитывая, что гладиолус — огромный цветок с толстым-претолстым стеблем, сантиметра три в диаметре — ничего удивительного, что девушка до конца дней будет помнить эти ласки.

Конечно, у луны в мире попсы конкурентов нет, и наши познания о ней сильно расширятся, если мы хоть на один день погрузимся в этот причудливый мир. Но не луною единой… В этом мире природа причудливее, чем даже в мире кэрроловской Алисы.

Времена года, например, тут идут в обратном порядке: «Что ж ты натворила! / Ну как же ты могла? / Закончилась весна и все запорошило». Да-да, тут снег выпадает после весны. Привыкайте. И реки тут текут по-другому, не как-нибудь банально типа «Мы с тобой два берега у одной реки». Тут наоборот — у двух рек один берег: «Бог тебя выдумал для двоих, / видимо, разделил пополам, / как реку берегом». Бог, конечно, жестко пожадничал — ведь мог бы сразу двух выдумать, чтобы одну не пилить пополам. И море тут волнуется совсем не так, как в обычном мире: «На глубокой волне с тобой остаюсь за чертой». Что за «глубокая волна»? Высокая — понимаю. И что за черта? За буйки, что ли, заплыли в шторм? Ну скатертью дорога. Главное — не встретиться там с верблюдом, а то, знаете, в этом перевернутом мире пути неисповедимы: «Хочу туда, где ездят на верблюде / И от любви качает теплоход». То ли у них там теплоходы в пустыне качаются, то ли верблюды в море резвятся, как дельфины. Поди разберись. Как поет другой известный извлекатель звуков изо рта, «Потом банально хлопнув дверью, не оглянувшись, / Ты пошла ходить другою параллелью / одна!» Я ее понимаю — где, как не в другой параллели, ступишь в такой привлекательный мир плавающих верблюдов и изумрудных бровей?

Похоже, нынешние поэты-песенники изначально разделили судьбу одной из песенных героинь: «Я в небе летала вдвоем с тобой / Я с неба упала вниз головой/ Я с неба упала и все дела / Три дня умирала — не умерла». Убиться не убились, но поэтический дар приобрел очень уж необычные очертания, а привычные представления дали сильный крен. Изрядно изменились после падения представления, скажем, об анатомии: «Скоро я улечу, / Ну, а пока меня на троне / Греют мои глаза, / Руку держа в своей ладони».

Перечитайте еще раз. Ладно — два раза. Все равно не разобрались, кто кого держит и кто кого греет? Бог с ним, поехали дальше в анатомические дебри. «Может, это ветерок твои губы колышет». Подозреваю, что герой обращается к тому верблюду — чьи еще губы могут колыхаться на ветру?

Что вы вообще знаете об анатомии?! Как представляете себе изгибы человеческих эмоций?! Если попсу не слушаете — уверяю вас, что ничего не знаете и никак не представляете. «И твоя раскосая улыбка / В бархатном купается вине». Специально для мужчин — запомните комплимент «раскосая улыбка». Сделайте девушке приятное на первом же свидании, воскликните — «Как прекрасна твоя раскосая улыбка, как сексуально шевелятся твои зеленые брови и колышутся губы, дай я вплету в твои косы пару гладиолусов» — и можете быть спокойны — претендовать на излишнюю близость никто не будет.

Но поцелуй все-таки непременно урвите и постарайтесь придать ему оттенок брутальности, и тогда, как уверяет известный певец в полувоенном френче, «Будет лентой пулеметною / Красоваться поцелуй». Но можно и попроще, без военно-эротических изысков — вот так, скажем: «Я целую тебя в рот, ты меня — наоборот». Наоборот — в каком смысле? Он целует, а она — наоборот, то есть плюет, например?

Вам бы все веселиться, а ведь иногда такая тревога в этих песнях…

«В улыбке желтой скрыта грусть, / Телом жарким в космос кричишь». Беда у человека — зубы пожелтели от многолетнего курения, температура космическая. И нет повода не верить автору, когда он заявляет: «Ведь только нам известно / Как на двоих сойти с ума». И не поспоришь — действительно, немногие осмелятся претендовать.

Медицинских проблем — куча. «На тебе меня клинит. Сто объездила клиник». Неужели нигде не смогли помочь? А до оптимизации здравоохранения наверняка вылечили бы сразу. Мечется девушка, кричит телом в космос: «Кто же нанял тебя наступать на мое сердце?!” И умоляет: «Расправь мое сердце по краям, возьми мою душу подутюжить». Да-да-да, только утюг погорячее сделайте и не забудьте потом сердце аккуратно сложить и положить на место.

Простите за оригинальность, но это такое счастье — любовь. Один известный певец, уже сильно немолодой, клянется в случае удачной ночи: «И ноздрями землю втяну / На заре устав от любви». Верните его в отделение — он еще не выздоровел. И виагру не давайте.

Соригинальничаю еще раз: любовь порой доводит до полного отчаяния. Такого отчаяния, что кажется, будто проще и быстрее закончить все разом, чем жить в муках неразделенной любви. «Скажу „люблю“ и это навсегда / Пускай смешно, пусть надо мной смеются / Рассыпаны созвездия-города/И наши самолеты в небе разминутся», — да что уж смешного, если девица жаждет не только своей смерти, но и мучительной гибели пассажиров сразу двух самолетов.

Нас не проведешь, мы таких за версту видим: «Я как Федор Михайлыч со своим „Идиотом“ / Я тебя разгадаю по первым трем нотам» — вот ведь проницательная попса пошла, а? Не хочу даже гадать, как они представляет себе Достоевского с его «Идиотом» — мозг целее останется. И так в процессе подготовки текста он подвергся психической атаке. Хочется воскликнуть вслед за одним попсовиком: «Разбросав по земле слезы / Нет ответов на мои вопросы!»

Возвращаясь к половой и родственной путанице. Если по справедливости — то она не сегодня началась. Еще в советские времена нет-нет — да и проскользнут пикантные подробности происхождения и личной жизни героев. «Простой смоленский паренек, / Сын столяра и плотника, / Влюбил в себя всех и завлек/Своим бесстрашным подвигом» — это про Гагарина, если кто не знает. Чего ж удивляться какой-то луне, которая сестра певцу, отец шаману.

Но пора и выбираться из болота. Поискала что-то вдохновляющее, побравурнее, душеподъемное. Нашлось быстро — гимн Сочинской Олимпиады:

Довольно споров, не прикрыться форс-мажором,
Если каждый город от фауны до флоры,
Отбросив все дела и, на погоду не глядя,
Хором миллионов скажет Да Олимпиаде!

Флора, хором поющая осанну Олимпиаде, особенно хорошо слышна после разговоров с веселыми грибами.

Но всего лучше поступить, как герои-выдумщики одной любовной песенки: «И глаза и губы / Завязали туго / Мы ниточкой одной». Почему-то сразу опять верблюд идет на ум. Брысь. Но мысль хорошая, хотя глаза можно и оставить. Главное — рот завязать. Тогда наступит тишина, в которой и флору будет лучше слышно, и поющие грибы, и стук луны в окно, и песни верблюда в океане…