Макияж как у мишель уильямс

Актриса, Лос-Анджелес, 39 лет

Каждый раз, когда я ем хорошо приготовленный пирог, я понимаю, что ничего в этой жизни не умею.

Моя прапрабабушка приехала в Америку зайцем. В 15 лет она без билета переплыла из Норвегии на остров Эллис, впрыгнула в грузовой вагон и переехала в Монтану.

В детстве я хотела стать боксером. Не знаю почему, но я мечтала провести бой против Майка Тайсона.

В детстве ты все время чего-то ждешь: своего дня рождения, водительских прав, возможности посмотреть фильм категории R.

Мой отец — кладоискатель, но у него было много других работ.

Во мне уместились оба моих родителя: домохозяйка и человек, которому хочется отправиться копаться в темных пещерах.

Я уехала в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой, в 15 лет, после настоящей битвы с родителями. Это было глупостью и прихотью — синдром подростковой неуязвимости. Но только сейчас я начала думать о тех событиях, как о приключении. Тогда это было просто взаимодействие с переменчивым миром, попытка уклоняться от кусочков падающего неба.

«Приключение» — звучит слишком по‑мужски.

Я всегда боялась взрослеть, доводить дела до конца. Поэтому на то, чтобы эволюционировать в человека, которым я пыталась стать, ушло довольно много времени.

Пока опасности пугают, возбуждают и волнуют — они не реальны. Если ты переживаешь, что твой парашют не раскроется, ты можешь развестись, ты потеряешь друга, — значит, этого еще не произошло.

Я не ищу острых ощущений и не люблю рисковать.

Конфуз — мой любимый тип юмора. Но оконфузиться публично для меня — худшее, что может случиться. Именно поэтому мне не нравится носить высокие каблуки, белую одежду и очки.

Сидеть в доме Мэрилин Монро и понимать, что тебе столько же лет, сколько тогда было ей, — на меня это действовало успокаивающе. Внезапно появляется чувство, что ты ведешь правильную жизнь и не делала целый ряд неправильных поступков.

В независимом кино не так много денег. Тебе начинает казаться, будто нет страховочной сети, которая спасет тебя, если ты будешь падать. Все напряжены, и все работают за двоих.

Тяжелая работа делает людей хорошими.

Когда ты приходишь домой, а у тебя синяк или болит голова, потому что ты упал с лестницы, у тебя появляется чувство, что ты хорошо поработал. Это физические доказательства того, что ты что-то сделал, особенно важные для человека, большая часть работы которого происходит у него в голове.

В молодости я раз в полгода снималась в рекламе, и мне этого хватало на жизнь.

Жить одной в маленькой квартире было ужасно. Я спала на ящике для яиц и умела готовить только пасту. Но я не могла правильно рассчитать порцию, поэтому вываливала всю упаковку в сковородку, разогревала банку соуса и сверху посыпала сыром.

Ужасно учиться чему-то новому, когда ты уже взрослая. Чувствуешь себя болваном.

Травму можно получить, когда с телом ничего не происходит и к тебе никто даже не прикасается.

Я погрузилась в темные жанры кино не только потому, что они — серьезный вызов для актера. Там я могла выплеснуть наружу царившие во мне страх и хаос.

У тьмы есть своя сила, свой магнетизм, тьма вызывает ощущение правдивости, подчиняет тебя. В какой-то момент мне захотелось понять, настолько же глубок и многогранен свет? И оказалось, что возможностей здесь намного больше, чем когда я снималась в маленьких, быстрых, дешевых и грязных фильмах.

У меня остаются силы на то, чтобы написать красивое длинное письмо или идеально приготовить тушеное мясо, только когда я нигде не снимаюсь.

Быть актером — это привычка. Я занимаюсь этим с 10 лет и не знаю, как делать что-то еще.

Может быть, я могла бы немного говорить по‑испански или играть на пианино, но это не оказало бы драматического влияния на мою карьеру.

Когда я вижу, что моя дочь сталкивается с теми же трудностями, с которыми в ее возрасте боролась и я, это примиряет меня с самой собой.

Ты тратишь свой третий десяток, чтобы сбежать от своей сексуальности, а на четвертом вдруг понимаешь: «Подожди минуту, я ведь действительно могла пользоваться такими сиськами, пусть это время вернется!» Это одна из тех смешных шуток, которые тебе подкидывает жизнь.

Сыграть сцену обнаженной в душе с девушками намного проще, чем с мужчинами. Только последний момент перед прыжком вселяет ужас.

Я потратила много времени, выясняя, что держит людей на расстоянии друг от друга и почему они чувствуют себя недостойными любви. Человеческие ошибки, слепые пятна, непоследовательность — вот то, к чему лежит мое сердце.

Отношения на вкус одинаковы — не важно, как ты их приготовил.

Я часто пытаюсь делать слишком много вещей одновременно или отодвигаю дела на последнюю минуту. Думаю, это тоже форма риска.

Моей дочери понравилось, что ее мама — добрая волшебница. Она думала, что я на самом деле могу летать.

У меня хорошие манеры, поэтому я летаю, держа ноги в третьей позиции. Ремни все время пытаются их раздвинуть, так что тебе все время приходится помнить о том, чтобы выглядеть настоящей леди.

Мне нравится погонять на большой скорости. Только, пожалуйста, не подумайте, что я ношусь как сумасшедшая с детьми, орущими от страха на заднем сиденье.

Я живу во взрослом мире, моя дочь — в детском, и я постараюсь, чтобы они не пересекались как можно дольше.

Когда мне нужно было произнести в кадре слово на букву «н», я нервничала три дня. Как будто мне предстояло сняться в эротической сцене.

Мы не знаем, что нас ждет: кровь или вода? Мы не знаем, но нам нужно решить, на чьей мы стороне.

Пару недель после съемок я схожу с ума, чувствую, что похмелье все еще сильно. Это как после одержимости или безумной влюбленности.

Я все время пытаюсь понять, какую жизнь я хотела бы вести, чем я на самом деле хочу заниматься, где находиться, как проводить время, что в моем мире на самом деле важнее всего?

У стихов нет никакой практической ценности, они не наберут тебе ванну, не приготовят ужин. Поэтому не бывает продажных поэтов.

Я часто мечтаю о том, чтобы завязать с кино, стать прачкой или помощником шеф-повара, или писать для других за деньги любовные письма. Эти мечты маскируют реальность. Когда у тебя есть варианты, все переносится намного легче. Вот когда ситуация становится безвыходной, начинается ад.

Разумеется, мне не нравится нести ответственность.

Любое место может быть идеальным, пока ты не превращаешь его в свой дом. Вот тут начинаются проблемы.

Сомневаюсь, что вообще возможно когда-нибудь сбежать из того места, где ты родился.

Я не страдаю от избытка энергии. Сейчас я все время чувствую себя уставшей. У вас так же? Это и значит «повзрослеть»?

В работе я храбрее и увереннее, чем в жизни.

Я ехала по Лос-Анджелесу и чувствовала, что одновременно проживаю две жизни: ту, которую я веду сейчас, которую могу потрогать, попробовать на вкус и почувствовать, — и ту, которая у меня была в 15−16 лет, когда я, как все девочки-подростки в этом городе, только ждала и ничего не имела.

Я все время чувствую себя маленькой напуганной девочкой.

Мои пристрастия не очень подходят женщине: курение, свитера.

Возможно, я проведу остаток жизни, беспокоясь об одних и тех же вещах.

Некоторые вещи никогда не меняются, и электронная почта — одна из них.

В следующий раз я обязательно смогу рассказать вам, как устроена Вселенная и что не так с Райаном Гослингом.

Все пытаюсь понять, я лепечу как младенец или нет.