Что же ты зараза бровь свою

«Что же ты, зараза, бровь себе подбрила…»

Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,

Для чего надела, падла, синий свой берет!

И куда ты, стерва, лыжи навострила —

От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,

Для тебя готов я днем и ночью воровать, —

Но в последне время чтой-то замечаю,

Что ты стала мине слишком часто изменять.

Если это Колька или даже Славка —

Супротив товарищев не стану возражать,

Но если это Витька с Первой Перьяславки —

Я ж те ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:

Если ты и дальше будешь свой берет носить —

Я тебя не трону, а в душе зарою

И прикажу залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето – ты еще вернешься,

Ну а я себе такую бабу отхвачу,

Что тогда ты, стервь, от зависти загнешься,

Скажешь мне: «Прости!» – а я плевать не захочу!

1961

Тот, кто раньше с нею был

В тот вечер я не пил, не пел —

Я на нее вовсю глядел,

Как смотрят дети, как смотрят дети.

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был, —

Он мне грубил, он мне грозил.

А я все помню – я был не пьяный.

Когда ж я уходить решил,

Она сказала: «Не спеши!»

Она сказала: «Не спеши,

Ведь слишком рано!»

Но тот, кто раньше с нею был,

Меня, как видно, не забыл, —

И как-то в осень, и как-то в осень —

Иду с дружком, гляжу – стоят, —

Они стояли молча в ряд,

Они стояли молча в ряд —

Их было восемь.

Со мною – нож, решил я: что ж,

Меня так просто не возьмешь, —

Держитесь, гады! Держитесь, гады!

К чему задаром пропадать,

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда —

Так было надо.

Но тот, кто раньше с нею был, —

Он эту кашу заварил

Вполне серьезно, вполне серьезно.

Мне кто-то на́ плечи повис, —

Валюха крикнул: «Берегись!»

Валюха крикнул: «Берегись!» —

Но было поздно.

За восемь бед – один ответ.

В тюрьме есть тоже лазарет, —

Я там валялся, я там валялся.

Врач резал вдоль и поперек,

Он мне сказал: «Держись, браток!»

Он мне сказал: «Держись, браток!» —

И я держался.

Разлука мигом пронеслась,

Она меня не дождалась,

Но я прощаю, ее – прощаю.

Ее, как водится, простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Не извиняю.

Ее, конечно, я простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Я повстречаю!

1962

У тебя глаза – как нож

У тебя глаза – как нож:

Если прямо ты взглянёшь —

Я забываю, кто я есть и где мой дом;

А если косо ты взглянёшь —

Как по сердцу полоснешь

Ты холодным, острым серым тесаком.

Я здоров – к чему скрывать, —

Я пятаки могу ломать,

Я недавно головой быка убил, —

Но с тобой жизнь коротать —

Не подковы разгибать,

А прибить тебя – морально нету сил.

Вспомни, было ль хоть разок,

Чтоб я́ из дому убег, —

Ну когда же надоест тебе гулять!

С грабежу я прихожу —

Язык за спи́ну заложу

И бежу тебя по городу шукать.

Я все ноги исходил —

Велисипед себе купил,

Чтоб в страданьях облегчения была, —

Но налетел на самосвал —

К Склифосовскому попал, —

Навестить меня ты даже не пришла.

И хирург – седой старик —

Он весь обмяк и как-то сник:

Он шесть суток мою рану зашивал!

А когда кончился наркоз,

Стало больно мне до слез:

Для кого ж я своей жистью рисковал!

Ты не радуйся, змея, —

Скоро выпишут меня —

Отомщу тебе тогда без всяких схем:

Я тебе точно говорю,

Востру бритву навострю —

И обрею тебя наголо совсем!

1962

Весна еще в начале

Весна еще в начале,

Еще не загуляли,

Но уж душа рвалася из груди, —

И вдруг приходят двое

С конвоем, с конвоем:

«Оденься, – говорят, – и выходи!»

Я так тогда просил у старшины:

«Не уводите меня из Весны!»

До мая пропотели —

Всё расколоть хотели, —

Но – нате вам – темню я сорок дней.

И вдруг – как нож мне в спину —

Забрали Катерину, —

И следователь стал меня главней.

Я понял, я понял, что тону, —

Покажьте мне хоть в форточку Весну!

И вот опять – вагоны,

Перегоны, перегоны,

И стыки рельс отсчитывают путь, —

А за окном – в зеленом

Березки и клены, —

Как будто говорят: «Не позабудь!»

А с насыпи мне машут пацаны, —

Зачем меня увозят из Весны!..

Спросил я Катю взглядом:

«Уходим?» – «Не надо!»

«Нет, хватит, – без Весны я не могу!»

И мне сказала Катя:

«Что ж, хватит так хватит». —

И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.

Как ласково нас встретила она!

Так вот, так вот какая ты, Весна!

А на вторые сутки

На след напали суки —

Как псы на след напали и нашли, —

И завязали суки

И ноги и руки —

Как падаль по грязи́ поволокли.

Я понял: мне не видеть больше сны —

Совсем меня убрали из Весны…

1962

Источник

Что можно сказать по этому поводу? Песни нашего барда настолько многослойны, что самый неискушенный слушатель что-нибудь из них да извлечет — пусть поверхностно, пусть только по-скоморошьи. Результаты бывают и огорчительными — я имею в виду те случаи, когда Высоцкий становится объектом повышенного интереса примитивистов, прельщенных показной развязностью персонажа и не видящих за этой развязностью ни второго, ни тем более третьего плана. Но если примитивистам еще можно простить такой, мягко выражаясь, односторонний подход к творчеству барда, то как можно простить интеллектуалам С. Куняеву и В. Бондаренко суждения о сознательном служении Высоцкого многоликому обывателю? Что это: полное совпадение вкусовых ощущений у «шашлычников» и у многоуважаемых интеллектуалов или сознательная клевета на знаменитого барда?

Подобное обвинение трудно выдвинуть даже против ранних блатных песен Александра Розенбаума, хотя они дают гораздо больше оснований для этого. Мы ведь знаем, что Розенбаум сегодня «стесняется» петь свои ранние песни, а Высоцкому до конца своих дней стесняться было нечего. Но чтобы выяснить истину до конца, необходимо, я думаю, именно сейчас сопоставить ранние песни Высоцкого и Розенбаума. Это тем более необходимо, что определенная часть бывших поклонников Высоцкого с легкостью переключилась на Розенбаума, и даже нашла в его лице «заменителя» умершего барда. Мне придется сейчас привести полностью три песни — две Высоцкого и одну Розенбаума. Может быть, это неэкономично, но, во-первых, песни не слишком большие, а во-вторых, они должны предстать перед читателями без сокращений, – чтобы вывод, сделанный мной, не оказался навязчивым.

Но почему две песни Высоцкого и лишь одна — Розенбаума? Да потому, мне кажется, что две породнили эту одну. Посмотрим, какой получился плод.

Беру намеренно у Высоцкого две самые беспардонные песни.

Первая:

КРАСНОЕ, ЗЕЛЕНОЕ

Красное, зеленое, желтое, лиловое,

Самое красивое — на твои бока!

А если что дешевое — то новое, фартовое,

А ты мне только водку, ну и реже — коньяка

Бабу ненасытную, стерву неприкрытую,

Сколько раз я спрашивал: «Хватит ли, мой свет?»

А ты — всегда испитая, здоровая, небитая —

Давала мене водку и кричала: «Еще нет!»

На тебя, отраву, деньги словно с неба сыпались

Крупными купюрами, займом золотым, —

Но однажды всыпались, и, сколько мы не рыпались,

Все прошло, исчезло, словно с яблонь белый дым.

Бог с тобой, с проклятою, с твоею верной клятвою

О том, что будешь задать меня ты долгие года, —

А ну тебя, патлатую, тебя саму и мать твою!

Живи себе как хочешь — я уехал навсегда!

Около 1961

Воздерживаюсь пока от оценки песни, скажу, что она очень проигрывает в «голом» виде — без музыкальной одежды и — в особенности, — без авторского исполнения. А между тем — это стремительный вихрь.

Однако чтобы не зайти слишком далеко, обратимся ко второй песне Высоцкого:

РЫЖАЯ ШАЛАВА

Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,

Для чего надела, падла, синий свой берет?

И куда ты, стерва, лыжи навострила —

От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет»

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,

Для тебя готов я днем и ночью воровать.

Но в последнее время что-то замечаю,

Что ты стала мне слишком часто изменять!

Если это Колька или даже Славка —

Супротив товарищей не стану возражать.

Но если это Витька с Первой Перьяславки —

Я ж те ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:

Если ты и дальше будешь свой берет носить,

Я тебя не трону, а в душе зарою

И прикажу залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето — ты еще вернешься!

Ну а я себе такую бабу отхвачу,

Что тогда ты, стервь, от зависти загнешься,

Скажешь мне: «Прости!» — а я плевать не захочу!

Конечно, не совсем прилично обрушивать на читателя сразу три «антихудожественных» текста. Но наберемся терпения: может быть, из трех текстов антихудожественным окажется только один? Итак, песня Александра Розенбаума:

Ох, и стерва ты, Маруся, ну и стерва!

Третий год мне, падла, действуешь на нервы,

Надоело мне с тобою объясняться —

Даже кошки во дворе тебя боятся.

Что ни утро, все на кухне морду мажешь,

Словно лошадь цирковая, вся в плюмаже.

Да ты слова-то такого не слыхала.

Я б убил тебя давно, да денег мало.

Ты и мамку-то мою сжила со свету.

Я б убил тебя давно, да денег нету.

А маманя — чистый ангел, да и только, —

Умудрилась-то прожить с тобою сколько!

Ну, ославила ты, тварь, меня в народе!

Кореша ко мне футбол смотреть не ходят,

И во всем микрорайоне ходят слухи,

Что подруги твои, Маня, потаскухи.

Ох, и стерва ты, Маруся, ну и стерва!

Схороню тебя я первым, ты поверь мне.

И закопаю на далекой стороне,

Чтоб после смерти ты не пахла мне.

Думаю, что любой, даже не искушенный в поэзии читатель, еще не дочитав последний текст, интуитивно почувствовал разницу между ним и двумя предыдущими. Вероятно, вначале его поразит однотонность третьей песни после многоцветья первых двух. Есть нюансы, которые не всегда поддаются анализу, но некоторые сразу же фиксируют подсознательно (в особенности, когда возникает возможность не просто прочитать слова, но воспринять их комплексно с мелодией и авторским исполнением). Скажу лишь о том, что лежит на поверхности и хорошо видно невооруженным взглядом.

Источник

dinusik

Мастер

(1157)

11 лет назад

Что же ты, зараза, бровь себе побрила,
Ну для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила –
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,
Для тебя готов я днем и ночью воровать, –
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты мне стала слишком часто изменять.

Если это Колька или даже Славка –
Супротив товарищей не стану возражать,
Но если это Витька с Первой Перьяславки –
Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:
Если ты и дальше будешь свой берет носить –
Я тебя не трону, а душе зарою
И прикажу в залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето – ты еще вернешься,
Ну, а я себе такую бабу отхвачу,
Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься,
Скажешь мне: “Прости! ” – а я плевать не захочу!

Любовь Аристархова

Просветленный

(38826)

11 лет назад

У тебя глаза – как нож (1961)

Владимир Высоцкий

У тебя глаза – как нож:
Если прямо ты взглянешь –
Я забываю, кто я есть и где мой дом;
А если косо ты взглянешь –
Как по сердцу полоснешь
Ты холодным, острым серым тесаком.
Я здоров – к чему скрывать,
– Я пятаки могу ломать,
А недавно головой быка убил, –
Но с тобой жизнь коротать –
Не подковы разгибать,
А прибить тебя – морально нету сил.
Вспомни, было ль, хоть разок,
Чтоб я из дому убег, –
Ну когда же надоест тебе гулять!
С грабежу я прихожу –
Язык за спину завожу
И бегу тебя по городу шукать.
Я все ноги исходил –
Велосипед себе купил,
Чтоб в страданьях облегчения была, –
Но налетел на самосвал –
К Склифосовскому попал,
– Навестить меня ты даже не пришла.
И хирург – седой старик –
Он весь обмяк и как-то сник:
Он шесть суток мою рану зашивал!
А когда кончился наркоз,
Стало больно мне до слез:
Для кого ж своей я жизнью рисковал!
Ты не радуйся, змея, –
Скоро выпишут меня –
Отомщу тебе тогда без всяких схем:
Я тебе точно говорю,
Востру бритву навострю –
И обрею тебя наголо совсем!

LordG

Высший разум

(109508)

11 лет назад

Таня

Оракул

(53774)

11 лет назад

P@DL@

Знаток

(392)

11 лет назад

Владимир Высоцкий
(Vladimir Visotsky)
Что же ты, зараза, бровь себе по …
1961
Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,
Ну для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила –
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,
Для тебя готов я днем и ночью воровать, –
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты стала м [и] не слишком часто изменять.

Если это Колька или даже Славка –
Супротив товарищев не стану возражать,
Но если это Витька с Первой Перьяславки –
Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:
Если ты и дальше будешь свой берет носить –
Я тебя не трону, а в душе зарою
И прикажу залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето – ты еще вернешься,
Ну а я себе такую бабу отхвачу,
Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься,
Скажешь мне: “Прости! ” – а я плевать не захочу!

^_^

Профи

(806)

11 лет назад

Владимир Высоцкий
Что же ты, зараза, бровь себе побрила,
Ну для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила –
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Антон Голубев

Гуру

(2885)

11 лет назад

Что же ты зараза бровь себе подбрила, и для чего надела синий свой бирет и куда ты стерва лыжи навострила от меня не скроешь ты в наш клуб второй билет, Знаеш ты что я души в тебе не чаю, что для тебя готов я днем и ночью воровать, но в последнее время чего то замечаю, что то ты меня стала часто избегать. Красные, лиловые, синие, фартовые, самые красивые на твои бока, а если что дешовое то новое портовое, а ты мне только водки, ну и реже коньяка. Дуру недобитую, стерву не прикрытую сколько раз я спрашивал, хватит ли мой свет, а ты всегда…. здоровая не битая давала мене водки и кричала еще нет. На тебя отраву деньги с неба сыпались крупными купюрами займов золотых, но сколько б мы не мыкались и сколько мы не рыпались все ушло, исчезло словно белый дым. Дальше не помню: )

Источник

Что же ты зараза бровь свою

Как часто вы делаете макияж?